Черняков Адам

ЧЕРНЯ́КОВ Адам (Adam Czerniaków; 1880, Варшава, — 1942, там же), еврейский общественный деятель в Польше накануне и в период Второй мировой войны.

Родился в ассимилированной семье среднего достатка. В 1908 г. окончил Варшавский (см. Варшава) политехнический институт и получил диплом инженера-химика, затем завершил образование в Дрездене (Германия). В 1910 г. Черняков вернулся в Варшаву, где до начала Первой мировой войны преподавал в техническом училище, которое входило в сеть учебных заведений, созданную еврейской общиной города (см. Варшава). Между двумя мировыми войнами основной сферой деятельности Чернякова было создание организаций еврейских ремесленников (см. Ремесла), составлявших более трети самодеятельного польского еврейства. Интересы ремесленников он представлял и энергично отстаивал в различных правительственных и муниципальных органах независимой Польши. Голосами еврейских ремесленников Черняков был избран членом варшавского муниципалитета (1927–34), а на дополнительных выборах 1931 г. — членом польского сената. Тесно сотрудничая все эти годы с учреждениями и организациями еврейской общины Варшавы, Черняков за несколько лет до начала Второй мировой войны стал членом официального руководства, но в число ее ведущих лидеров не входил. Лишь 23 сентября 1939 г., за несколько дней до вступления гитлеровских войск в Варшаву, бургомистр польской столицы С. Стежинский назначил Чернякова председателем совета общины. Он сменил на этом посту М. Майзеля (1872–1942), который, как и большинство других еврейских лидеров, покинул Варшаву в первые дни войны. 4 октября того же года оккупационные власти приказали Чернякову остаться на посту председателя совета общины.

Черняков вошел в историю Катастрофы европейского еврейства как поистине трагическая фигура. Около трех лет он возглавлял еврейскую общину оккупированной Варшавы, а с созданием Варшавского гетто — юденрат. Многие соплеменники осуждали Чернякова: ведь именно ему в силу обстоятельств была предназначена нацистами (см. Национал-социализм) роль проводника их политики по отношению к сотням тысяч евреев Варшавы, и он не мог не исполнять распоряжений и инструкций, исходивших от оккупационных властей. Черняков, который владел несколькими европейскими языками, с трудом изъяснялся на идиш, родном языке польского еврейства. В пределах своих полномочий он допускал крупные, порой непоправимые промахи, в частности, предпочитал привлекать в юденрат близких ему по культуре и образованию ассимилированных и крещеных евреев (например, он назначил начальником полиции гетто И. Шеринского, который еще в довоенной Польше, перейдя в католичество, дослужился до чина полковника полиции). Резкое недовольство вызывало и то, что, выполняя разнарядку нацистских властей о направлении евреев на принудительные работы и в трудовые лагеря, Черняков возлагал основную тяжесть этой повинности на наименее социально защищенные и малообразованные слои населения гетто; аналогичным образом он поступал и с распределением налогового бремени.

Сам Черняков не допускал и мысли об уготованном европейскому еврейству геноциде и считал, что, согласившись выполнять возложенную на него нацистами тяжкую миссию, он сможет помочь как можно большему числу евреев пережить временные, как он надеялся, муки. В ведении возглавлявшегося им юденрата оказались все стороны жизни населения гетто (продовольственное снабжение, экономическая и хозяйственная деятельность, трудовые отношения, здравоохранение, образование, налогообложение, общественный порядок и т. д.), но рамки его полномочий все более сужались непрерывно нараставшими ограничительными и репрессивными мерами.

Черняков не участвовал в антинацистском подполье, существовавшем в гетто и, видимо, не одобрял его деятельности, опасаясь ответных и еще более жестоких репрессий со стороны оккупационных властей. В начале оккупации иногда ему удавалось облегчить участь евреев. Так, используя противоречия между гражданской администрацией генерал-губернаторства (см. Польша, Катастрофа) и военным командованием, а также между военным командованием и СС (см. СС и СД) и гестапо, он сумел отсрочить на год создание гетто и добиться увеличения на 30 процентов отводимой для него территории. Черняков верил, что его тактика лучше служит еврейским интересам. Он прилагал огромные усилия, чтобы исключить прямое вмешательство нацистов во внутреннюю жизнь гетто, благодаря чему удалось организовать контрабандную доставку дополнительного продовольствия для умиравших от голода евреев, а также наладить некоторые запрещенные нацистами виды деятельности (тайно работали ремесленные мастерские, продукцию которых нелегально сбывали в городе). Черняков всячески поддерживал работу сети образования в гетто; неоднократно вступался за тех, кому грозила смертная казнь со стороны нацистов, подвергая себя за это постоянным унижениям (дважды был даже избит).

Черняков продолжал верить, что евреям можно помочь и не мог признать тщетности своих надежд и беспочвенности иллюзий. Он усомнился в этом только тогда, когда в апреле 1942 г. получил информацию о депортации евреев из гетто Люблина и соседних местечек в концентрационные лагеря. 22 июля 1942 г. Черняков, получив приказ обеспечить беспрекословную депортацию тысяч евреев из Варшавского гетто, покончил с собой.

В 1960 г. был обнаружен считавшийся ранее утерянным дневник Чернякова, который он вел регулярно с 6 сентября 1939 г. до дня самоубийства. Этот дневник — важное и достоверное свидетельство событий Катастрофы — был в 1968 г. издан в Израиле в переводе на иврит, а вскоре в США на английском языке. Дневник вышел также на польском и немецком языках.